Алексей Леонтьев - Тройной прыжок [журнальный вариант]
Петька присвистнул:
— Вот это сцепочка, будь здоров!
Из первой кабины высунулся пожилой машинист.
— Зачем пожаловали?
— Помочь ветеранам труда, — сказал Петька. — Говорят, зашились, без нас не обойтись.
— Что же, в депо настоящего слесаря не нашлось? — нахмурился машинист и скрылся в кабине.
— Тяготеет над людьми груз прошлого, Сергей, — громко произнес Петька. — Ведь сколько лет уже поем: «Молодым везде у нас дорога…» А старикам, извини, только почет…
Голова машиниста снова показалась в окне кабины.
— У тебя рашпиль есть?
— Есть! — с готовностью отозвался Петька. — Дать?
— Самому сгодится… Попроси приятеля язык тебе подпилить.
Петька беззлобно рассмеялся. Что-что, а юмор он понимает.
— Пойдем, Селезень, — сказал он. — Покажем, на что способно новое пополнение рабочего класса.
— А этот свистун тоже — класс? — спросил машинист. Он глядел на мои брюки.
— Не угадал, батя, — сказал Петька, — трудовая интеллигенция! Пошли!
Нужный нам тепловоз стоял последним в сцепке. Петька полез в узкое пространство между секциями. Внизу на гладко срезанных торцевых стенках было по два бункера с песком. Около каждого из них откидные площадки, к которым шли лестницы. Одна лестница, побольше, вела на крышу локомотива.
Петька подергал клапаны. На рельсы посыпался песок.
— Здесь все нормально, — сказал он. — Пошли в кабину.
Машинист, высунувшись из двери головного локомотива, смотрел на нас. Мы поднялись в кабину первой секции сто тридцать четвертого.
Тепловоз мерно подрагивал. Работали двигатели. В кабине стояли два мягких вертящихся кресла. В большие овальные окна открывался обзор на три стороны. На приборной доске — циферблаты и лампочки. Почти как в самолете. Рядом какие-то рукоятки, штурвалы, кнопки.
Петька возился, согнувшись в углу.
— Педаль подачи заедает, — бормотал он.
Я покрутил одно из кресел. Оказывается, оно не только поворачивалось, но и подымалось вверх и вниз, как у зубного врача. Я подогнал кресло по своему росту и сел. Положил руку на одну из рукояток. Вдруг тепловоз дернулся и тронулся с места.
— Это что за чудеса?! — выпрямился Петька. — А если б я еще у бункера сидел?!
Я перепугался, хоть и понимал, что не мог ничего сделать. Я ведь даже не шевельнул рукоятку.
— Машинист видел, как мы сюда поднялись, — сказал я.
Состав неторопливо двигался задним ходом.
— Теперь начнет по всей станции гонять, — проворчал Петька. — А ты жди!
Он сел в соседнее кресло.
На приборной доске вспыхивали и гасли разноцветные лампочки.
— Ты что-нибудь соображаешь в этом? — спросил я Петьку.
— А как же! Я вообще думаю на будущий год в машинисты перейти — профиль у них интересный…
Тепловозы вдруг резко рванули вперед. Я чуть не слетел с кресла.
— Вот человек! — возмутился Петька. — Отдохнуть культурно не даст!
Я посмотрел в окно. Сцепка, набирая скорость, шла вперед по запасному пути. Мне показалось, что дверь самой первой кабины была открыта.
— Куда это мы?
— Спроси что-нибудь полегче. — Петька тоже высунулся в окно. — Спятил старый, что ли? Ведь там же тупик!
3
В кабине было душно. Машинист пошире распахнул дверь. Весь день ему не хватало воздуха. Прошлой ночью давило в груди, отдавало под левую лопатку. Только к утру боль отступила.
Заправка окончилась. Машинист передвинул рукоятку контроллера на самый тихий, чтобы отогнать сцепку немного назад. Потом снова шагнул ближе к двери глотнуть свежего воздуха.
Тепловозы отошли от заправочной станции. Машинист потянулся к рукоятке реверса, чтобы поставить двигатели на холостой ход…
Острая, нестерпимая боль внезапно пронзила сердце… Падая, машинист не почувствовал, как его рука судорожно рванула вперед рукоятку контроллера. В следующее мгновение резкий толчок выбросил его в открытую дверь кабины…
— Федор Петрович! Федор!
Голос доносится откуда-то издалека. Отчаянно болит грудь. Машинист приоткрывает глаза. Серая пелена застилает все. Кружится голова.
— Что с тобой?
Как в тумане, склоняется над ним знакомое лицо путевого мастера. Машинист рывком приподнимается, кричит:
— Где… тепловозы?!
Но мастер не слышит его крика. А сцепка идет одна, и на ней двое слесарят.
— Тепловозы! — хрипит машинист.
Нет, не слышит его путевой мастер, не слышит…
И тогда машинист встает. Он должен догнать сцепку. Он делает шаг, другой. Чудовищная слабость валит с ног, но машинист идет. Он отталкивает человека, который стоит на пути.
И вновь невыносимая боль пронзает сердце. Машинист падает. Его обступает тьма…
Когда задыхающийся путевой мастер вбежал в дежурку с невероятной вестью, диспетчер Сортировочной успел почти автоматически послать две команды.
Первое — он перевел сцепку с запасного на главный путь, ибо нельзя было дать погибнуть машинам в тупике (о том, что на сцепке двое ребят, не знали ни мастер, ни диспетчер, а лежащий без сознания машинист не скоро смог бы рассказать об этом). Второе — диспетчер проверил, закрыт ли выход со станции красным светофором. Это было единственное, что могло задержать сейчас сцепку.
4
Петька успокоенно выпрямился. Тепловозы прогрохотали по стрелке.
— Перевели на главный, — сказал Петька. — Фу ты, черт!.. Не дрейфь, Серега, не кончится теперь в тупике твоя молодая жизнь!
А я и не дрейфил. Чего мне было дрейфить? Я сразу понял, что Петька меня просто разыгрывает, как новичка на корабле. Только не на такого напал. Еще не хватает, чтобы Петька сказал: «Салага». И вообще его покровительственный тон начал меня раздражать.
5
— Брось! — начальник разъезда «38-й километр» усмехнулся в трубку. — Будет разыгрывать! Сегодня не первое апреля…
— 38-й километр! — Голос на другом конце провода был слишком взволнованным для заурядного розыгрыша. — Примите телефонограмму. «К вам следует по первому сцепка из четырех тепловозов без машиниста. Обеспечьте беспрепятственное движение». Повторите, как поняли?..
— Вас понял… — неуверенно произнес начальник разъезда. — К нам следуют четыре тепловоза без машиниста… Послушай…
— Освободите линию! Я вызываю Узловую!
Начальник разъезда растерянно положил трубку.
6
— Хана! — испуганно проговорил Петька. — Мы прошли на красный!
Ну и артист! Ему бы в кино сниматься. У него даже губы вздрагивали.
